Рецензия на книгу: Гендлин Н. А. Дневники. 1941-1945. — Ярославль : Академия 76, 2016. — 544 с.; ил.

УДК 94(470) «1941/1945»(093.3)

Е. А. Ермолин
г. Ярославль

Опубликованы фронтовые дневники Николая Александровича Гендлина. Время их пришло.

Известный ярославский журналист, энтузиаст кино и практик киносъёмки, Гендлин посмертно предъявляет себя нам в новом качестве писателя-хроникёра. Этого никто не ждал, но это случилось. И появилась уникальная книга-свидетельство о фронтовом, окопном личном опыте. Очень откровенная, предельно достоверная.

Книга, уже давно написанная и переписанная автором, по сути – почти подготовленная к печати. Но… автор тормозил. Написал и предисловие, и послесловие, и предваряющую главу, всё расшифровал, а иногда и прокомментировал, но медлил. Почему?

Сам Гендлин объясняет свою медлительность тем, что его дневник вроде как не мобилизует. А может, даже рождает у читателя «нежелание воевать за что бы то ни было». Поэтому пусть родные и близкие прочитают рукопись и лучше узнают из дневника отца, деда, друга. А вот претендовать на более широкий общественный резонанс автор был не готов...

Николай Александрович был и оставался солдатом своей эпохи, его характер и понимание мира сложились в самые трудные десятилетия ХХ в. А эпоха умела жёстко ставить задачи и брать на карандаш. Гендлин умел видеть границы возможного и допустимого. Но вообще его размышления здесь, в предисловии, выдают огромные внутренние сомнения и колебания, ведь наш автор, с другой стороны, уверен (как настоящий журналист) в том, что правда есть правда, и она не может навредить человеку. Мне кажется, он, вопреки всему, верил, что рукопись его будет издана, и книга будет и должна быть прочитана. Не зря же он в 1990-х гг. принёс рукопись в редакцию «Северного края», и фрагменты её появились тогда в газете.

Во вводной заметке «От редакции» её составитель говорит о том, что есть и иная логика, которая делает дневники Гендлина нужными нам. «Сегодня, когда мы снова ощутили, как хрупок мир, который отстояли солдаты Великой Отечественной, дневниковые записи Н. А. Гендлина звучат как предупреждение о недопустимости, невозможности войны, которая ведёт не только к гибели, но и к расчеловечению человека». В этом много правды.

Дневники Гендлина сегодня нужны нам, как опыт самоидентификации личности в экстремальной среде. Рядом со смертью. Рядом с тотальной бесчеловечностью. Это книга очень цельного, светлого человека. Она вписывается в замечательную традицию фронтовой, окопной, солдатской, «лейтенантской» прозы, отечественной (Астафьев, Бакланов, Воробьёв, Кондратьев, Некрасов, Окуджава) и зарубежной (Олдингтон, Ремарк, Хемингуэй). Наверно, не стоит удивляться многочисленным перекличкам, смысловым, содержательным соответствиям с этими художественными опытами, которые возникают, когда читаешь Гендлина, хотя сам наш автор в литературу не стучался и просит снисхождения к литературным достоинствам своего текста.

У дневников, заметим, есть беллетристическое качество, Гендлин не чужд стремлению к живописанию бытия, но сильнее в них публицистическое начало. Проза обычно пишется тогда, когда война кончается, задним числом. Дневник – часть жизни, которая происходит здесь и теперь.

Фронт – это не только пространство смертельного риска. Это ещё и рутина окопного быта, когда человек минимизирует запрос к жизни: поесть, поспать, умыться… Люди пытаются удержать в своём опыте какие-то человеческие качества, выходящие за пределы фронтовой целесообразности борьбы и выживания. А иногда, увы, и не пытаются.

Автор снова и снова фиксирует этические конфликты, отслеживает и с болью отмечает вялотекущую дегуманизацию человека, как признак и выражение обесценившейся жизни, оценивает моральные качества тех, кто рядом. Его волнует, что в военно-армейской среде хорошие люди «опустились и одичали».

Нужно бить врага. Но нужно быть и остаться человеком. Вот основа позиции Гендлина, его основная дневниковая интуиция.

Читая, понимаешь, что автор и самим этим текстом старался придать дополнительную убедительность своему нравственному выбору, своей жизненной позиции, основа которой, пожалуй, – это гуманное отношение ко всему живому. Жизнью, поступком, но и словом тоже держал себя на убедительном для него уровне достоинства, в пределах неотменимой нравственной нормы.

Дневник – способ автофиксации личности, которая не сдаётся.

Перед нами ещё и тот редкий, практически уникальный случай, когда дневник писался не потаённо, а публично, и даже зачитывался временами в кругу фронтовых товарищей. Статус политрука позволил Гендлину делать немыслимое: писать свою собственную историю войны. Сотни и тысячи других политруков, заметим, на это не покушались, им хватало официальной версии. Но вот, бывают такие отдельные и особые люди, как Гендлин, которые живут и пишут не как все.

Дневники Николая Гендлина вызывают у меня ассоциацию со сравнительно недавно опубликованным секретным дневником Любови Шапориной, жены композитора. Это очень разные авторы. Но два обстоятельства рождают ощущение переклички. Одно - формальное: время публикации старых дневников и в том, и в другом случае пришло только в новом веке, спустя много десятилетий. Ну а главное - оба автора абсолютно честны перед собой, предельно откровенны.

У Шапориной эта самоубийственная откровенность определена позицией неприятия, раз и навсегда занятой по отношению к её эпохе. У Гендлина, очевидно, ситуация иная. Человек другого поколения, другой культурной среды, почти ровесник новой страны с её уникальным опытом автопрописки в истории, он не мыслит себя в своих дневниках вне этой эпохи, помимо этой страны. Он советский патриот. Но именно поэтому он хочет и умеет быть честным, поскольку участвует в этой жизни как свой, как сын небывалой страны, пытается её изменить к лучшему. Его страшно волнует несовершенство нового, советского опыта. Конечно, к этому максимально располагало и военное лихолетье, точнее – ситуация фронта. Политические двусмысленности более ранних и более поздних времён отступили, и на авансцену выдвинулось имевшее простой и внятный смысл противостояние добра и зла, правды и лжи; стало очень ясно, кто друг, а кто враг, и что делать.

Коль скоро зашла речь о Шапориной и её дневнике, то стоит сказать ещё об одном страшно важном нюансе. Шапорина была несчастлива в семье и браке; распад семьи рифмовался у неё с распадом общества. Иначе у Гендлина. Для него семья – якорь, основа существования, то, что помогает жить и выжить.

Дневник Николая Гендлина, в котором запечатлён неповторимый опыт далёких лет, отлично, с любовью издан в Ярославле. В подготовке текста участвовали О. Ф. Гендлина, М. Э. Петерс, Д. Э. Сандлер, Н. Н. Чиркова. Ответственный редактор издания – М. А. Нянковский. Автор вводной статьи – Андрей Солеников.